Подруга цикл стихов цветаева

Марина Цветаева, цикл "Подруга" (С.Я. Парнок)

Те, что отмечены звездочкой* - мои любимые
1
Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной—
Красноречив!
Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,
За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом!
Уж не спасти!
За эту дрожь, за то—что —- неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.
16 октября 1914
2
Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?
Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?
В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?
И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
23 октября 1914
3
Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленной, грудь свободней,
Опять умиротворена.
Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.
Так простояла я — в тумане—
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.
Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный — этот вот,
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,
Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.
Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.
24 октября 1914
4
Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
— А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел.
Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
— А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод.
Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
— Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.
25 октября 1914
5
Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.
Уже прозвеневший смех...
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий — рядом!
Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я — желанной.
— Oh, je n'en puis plus, j'etouffe*—
Вы крикнули во весь голос,
Размашисто запахнув
На ней меховую полость.
Мир — весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки...
Так мчались Вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.
И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд —
Не более — вслед глядела.
И гладила длинный ворс
На шубке своей — без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева.
26 октября 1914
————
* О, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.).
6
Ночью над кофейной гущей
Плачет, глядя на Восток.
Рот невинен и распущен,
Как чудовищный цветок.
Скоро месяц — юн и тонок —
Сменит алую зарю.
Сколько я тебе гребенок
И колечек подарю!
Юный месяц между веток
Никого не устерег.
Сколько подарю браслеток,
И цепочек, и серег!
Как из-под тяжелой гривы
Блещут яркие зрачки!
Спутники твои ревнивы? —
Кони кровные легки!
6 декабря 1914
7
Как весело сиял снежинками
Ваш — серый, мой — соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.
Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась — шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.
Как рыжие поддевки—парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.
Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.
Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.
Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник — желтую свечу...
— О, светская, с кольцом опаловым
Рука! — О, вся моя напасть! —
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!
Как в монастырскую гостиницу
— Гул колокольный и закат —
Блаженные, как имянинницы,
Мы грянули, как полк солдат.
Как я Вам — хорошеть до старости —
Клялась — и просыпала соль,
Как трижды мне — Вы были в ярости!
Червонный выходил король.
Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.
Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой...
Декабрь 1914
8
Свободно шея поднята,
Как молодой побег.
Кто скажет имя, кто — лета,
Кто — край ее, кто - век?
Извилина неярких губ
Капризна и слаба,
Но ослепителен уступ
Бетховенского лба.
До умилительности чист
Истаявший овал.
Рука, к которой шел бы хлыст,
И — в серебре — опал.
Рука, достойная смычка,
Ушедшая в шелка,
Неповторимая рука,
Прекрасная рука.
10 января 1915
9
Ты проходишь своей дорогою,
руки твоей я не трогаю.
Но тоска во мне — слишком вечная,
Чтоб была ты мне — первой встречною.
Сердце сразу сказало: «Милая!»
Всё тебе — наугад — простила я,
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!
Вижу я по губам — извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется — приступом!
Платье — шелковым черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Всё в тебе мне до боли нравится, —
Даже то, что ты не красавица!
Красота, не увянешь за лето!
Не цветок — стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого
Увезенный — с какого острова?
Опахалом чудишь, иль тросточкой, —
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, -
Нежность женщины, дерзость мальчика.
Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Всё, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена!
14 января 1915
10
Могу ли не вспомнить я
Тот запах White-Rose* и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком...
Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.
Я помню, с каким вошли Вы
Лицом — без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.
И лоб Ваш властолюбивый,
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, —
Но что-то сильней меня!
Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то в шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа».
И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили,
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.
С каким-то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, —
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.
Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.
Я помню — над синей вазой —
Как звякнули наши рюмки.
«О, будьте моим Орестом!»,
И я Вам дала цветок.
С зарницею сероглазой
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили—платок.
28 января 1915
————
* Белой розы (модные в то время духи).
11
Все глаза под солнцем — жгучи,
День не равен дню.
Говорю тебе на случай,
Если изменю:
Чьи б ни целовала губы
Я в любовный час,
Черной полночью кому бы
Страшно ни клялась, —
Жить, как мать велит ребенку,
Как цветочек цвесть,
Никогда ни в чью сторонку
Глазом не повесть...
Видишь крестик кипарисный?
— Он тебе знаком —
Все проснется — только свистни
Под моим окном.
22 февраля 1915
12
Сини подмосковные холмы,
В воздухе чуть теплом — пыль и деготь.
Сплю весь день, весь день смеюсь, — должно
Выздоравливаю от зимы.
Я иду домой возможно тише:
Ненаписанных стихов — не жаль!
Стук колес и жареный миндаль
Мне дороже всех четверостиший.
Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!
Дни мои, как маленькие волны,
На которые гляжу с моста.
Чьи-то взгляды слишком уж нежны
В нежном воздухе едва нагретом...
Я уже заболеваю летом,
Еле выздоровев от зимы.
13 марта 1915
13
Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои
И глаза — кого - кого-то
Взглядом не дарят! -
Требующие отчета
За случайный взгляд.
Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог! —
Требующую расплаты
За случайный вздох.
И еще скажу устало,
— Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.
И еще тебе скажу я:
— Все равно—канун! —
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.
Взгляд—до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти...
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути.
28 апреля 1915
14
Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя...
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.
Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?
Вознесение, 1915
15
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.
Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе...
Вы — в дыме поезда... Поля
В вечерней жалобе —
Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны...
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!
3 мая 1915
16
В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налетом хны,
Жалобный зов зурны,
Звон — под конем — кремня,
Стройный прыжок с коня,
И — в самоцветных зернах —
Два челночка узорных.
А во второй—другой-
Тонкую бровь дугой,
Шелковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды
И полунощный Лондон.
Третья тебе была
Чем-то еще мила...
— Что от меня останется
В сердце твоем, странница?
14 июля 1915
17
Вспомяните: всех голов мне дороже
Волосок один с моей головы.
И идите себе... — Вы тоже,
И Вы тоже, и Вы.
Разлюбите меня, все разлюбите!
Стерегите не меня поутру!
Чтоб могла я спокойно выйти
Постоять на ветру.
6 мая 1915

jinjer-flover.livejournal.com

Подруга — Марина Цветаева на портале sergey-esenin.su

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной —
Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! —
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

16 октября 1914

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?

Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?
Все дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

23 октября 1914

Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.

Так простояла я — в тумане —
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный — этот вот, —
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,

Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.

24 октября 1914

Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
— А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел.

Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
— А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод.

Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
— Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.

25 октября 1914

Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.

Уже прозвеневший смех…
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий — рядом!

Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я — желанной.

— Oh, je n’en puis plus, j’etouffe* —
Вы крикнули во весь голос,
Размашисто запахнув
На ней меховую полость.

Мир — весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки…
Так мчались Вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.

И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд —
Не более — вслед глядела.

И гладила длинный ворс
На шубке своей — без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева.

26 октября 1914
____________
*О, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.).

Ночью над кофейной гущей
Плачет, глядя на Восток.
Рот невинен и распущен,
Как чудовищный цветок.

Скоро месяц — юн и тонок —
Сменит алую зарю.
Сколько я тебе гребенок
И колечек подарю!

Юный месяц между веток
Никого не устерег.
Сколько подарю браслеток,
И цепочек, и серег!

Как из-под тяжелой гривы
Блещут яркие зрачки!
Спутники твои ревнивы? —
Кони кровные легки!

6 декабря 1914

Как весело сиял снежинками
Ваш — серый, мой — соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась — шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки — парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник — желтую свечу…

— О, светская, с кольцом опаловым
Рука! — О, вся моя напасть! —
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу
— Гул колокольный и закат —
Блаженные, как имянинницы,
Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —
Клялась — и просыпала соль,
Как трижды мне — Вы были в ярости! —
Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой…

Декабрь 1914

Свободно шея поднята,
Как молодой побег.
Кто скажет имя, кто — лета,
Кто — край ее, кто — век?

Извилина неярких губ
Капризна и слаба,
Но ослепителен уступ
Бетховенского лба.

До умилительности чист
Истаявший овал.
Рука, к которой шел бы хлыст,
И — в серебре — опал.

Рука, достойная смычка,
Ушедшая в шелка,
Неповторимая рука,
Прекрасная рука.

10 января 1915

Ты проходишь своей дорогою,
И руки твоей я не трогаю.
Но тоска во мне — слишком вечная,
Чтоб была ты мне — первой встречною.

Сердце сразу сказало: «Милая!»
Все тебе — наугад — простила я,
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!

Вижу я по губам — извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется — приступом!

Платье — шелковым черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Все в тебе мне до боли нравится, —
Даже то, что ты не красавица!

Красота, не увянешь зa лето!
Не цветок — стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого
Увезенный — с какого острова?

Опахалом чудишь, иль тросточкой, —
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, —
Нежность женщины, дерзость мальчика.

Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Все, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена!

14 января 1915

Могу ли не вспомнить я
Тот запах White-Rose* и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком…

Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.

Я помню, с каким вошли Вы
Лицом — без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.

И лоб Ваш властолюбивый,
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, —
Но что-то сильней меня!

Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то в шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа».

И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили,
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.

С каким-то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, —
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.

Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.

Я помню — над синей вазой —
Как звякнули наши рюмки.
«О, будьте моим Орестом!»,
И я Вам дала цветок.

С зарницею сероглазой
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили — платок.

28 января 1915
____________
*Белой розы (модные в то время духи).

Все глаза под солнцем — жгучи,
День не равен дню.
Говорю тебе на случай,
Если изменю:

Чьи б ни целовала губы
Я в любовный час,
Черной полночью кому бы
Страшно ни клялась, —

Жить, как мать велит ребенку,
Как цветочек цвесть,
Никогда ни в чью сторонку
Глазом не повесть…

Видишь крестик кипарисный?
— Он тебе знаком —
Все проснется — только свистни
Под моим окном.

22 февраля 1915

Сини подмосковные холмы,
В воздухе чуть теплом — пыль и деготь.
Сплю весь день, весь день смеюсь, — должно
Выздоравливаю от зимы.

Я иду домой возможно тише:
Ненаписанных стихов — не жаль!
Стук колес и жареный миндаль
Мне дороже всех четверостиший.

Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!
Дни мои, как маленькие волны,
На которые гляжу с моста.

Чьи-то взгляды слишком уж нежны
В нежном воздухе едва нагретом…
Я уже заболеваю летом,
Еле выздоровев от зимы.

13 марта 1915

Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои

И глаза — кого — кого-то
Взглядом не дарят! —
Требующие отчета
За случайный взгляд.

Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог! —
Требующую расплаты
За случайный вздох.

И еще скажу устало,
— Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.

И еще тебе скажу я:
— Все равно — канун! —
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.

Взгляд — до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти…
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути.

28 апреля 1915

Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя…
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.

Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?

Вознесение, 1915

Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе —

Вечерние поля в росе,
Над ними — вoроны…
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!

3 мая 1915

В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налетом хны,
Жалобный зов зурны,

Звон — под конем — кремня,
Стройный прыжок с коня,
И — в самоцветных зернах —
Два челночка узорных.

А во второй — другой —
Тонкую бровь дугой,
Шелковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды
И полунощный Лондон.

Третья тебе была
Чем-то еще мила…

— Что от меня останется
В сердце твоем, странница?

14 июля 1915

Вспомяните: всех голов мне дороже
Волосок один с моей головы.
И идите себе… — Вы тоже,
И Вы тоже, и Вы.

Разлюбите меня, все разлюбите!
Стерегите не меня поутру!
Чтоб могла я спокойно выйти
Постоять на ветру.

Автор оцифровки материала

sergey-esenin.su

Кому Марина Цветаева посвятила цикл стихотворений "Подруга"?

Поэтессе Софье Парнок Ее еще называют "русской Сафо". Цветаева была очень умна. Часто она появлялась в черном ...как королева.. . и все шептали: "Это Цветаева.. . Цветаева пришла... ""). В декабре 1915 года роман с Парнок уже - в самом разгаре. Роман необычный и захвативший сразу обеих. По силе взаимного проникновения в души друг друга - а прежде всего это был роман душ, это было похоже на ослепительную солнечную вспышку. Влияние Марины на Софью Парнок, как личность и Поэта, было настолько всеобъемлющим, что сравнивая строки их стихотворных циклов, написанных почти одновременно, можно найти общие мотивы, похожие рифмы, строки и темы. Власть была неограниченна и велика. Подчинение - тоже! В цикле стихов " Подруга" Марина пытается обвинить Софью в том, что она ее завела в такие "любовные дебри".. Пытается разорвать отношения, предпринимает несколько резких попыток. Цветаева так описывает конец ее любовного романа с Софьей: " Это было в 1916 году, зимой, я в первый раз в жизни была в Петербурге. Я только что приехала. Она ни за что не хотела чтоб я ехала на вечер. Она сама не могла, у нее болела голова- а когда у нее болит голова… она - невыносима. А у меня голова не болела, и мне страшно не хотелось оставаться дома. " После некоторых препирательств, во время которых Соня заявляет что "ей жалко Марину", Цветаева срывается с места и едет на вечер. Побыв там, она довольно скоро начинает собираться назад к Соне и объясняет: "У меня дома больная подруга". Все смеются: "Вы говорите так, точно у Вас дома больной ребенок. Подруга подождет". Я про себя: "Черта с два !" И в результате - драматический финал не заставил себя ждать: " В феврале 1916 года мы расстались" , -писала в том же письме Цветаева. - "Почти что из - за Кузьмина, то есть из - за Мандельштама, который не договорив со мною в Петербурге, приехал договаривать в Москву. Когда я, пропустив два мандельштамовых дня, к ней пришла - первый пропуск за годы, - у нее на постели сидела другая: очень большая, толстая, черная… Мы с ней дружили полтора года. Её я совсем не помню. То есть не вспоминаю. Знаю только, что никогда ей не прощу, что тогда не осталась! " В цикле "Подруга" прототипами обоих женщин являются: для “я” - Цветаева, для подруги – Софья Парнок. Вторая первую соблазнила и бросила. Софья неминуемо должна была бросить Марину из ревности, так как Марина хотела еще ребенка и, следовательно, мужа. Когда Софья Парнок умерла (в августе 1933 года) и это стало известно в Париже Цветаевой, отвергнутой в то время лесбиянкой Натали Барни, наша поэтесса (в 1934 году) второй редакцией эссе “Письма к амазонке” (к этой Натали) создала как бы эпитафию своей первой лесбийской любви.

Софье Яковлевне Парнок - женщине, с которой у Марины Цветаевой сложились непростые отношения, и которой она посвятила цикл стихов "Подруга". Об их скандальном романе большинство читателей судит как раз по стихам Цветаевой.

touch.otvet.mail.ru

Марина Цветаева - Подруга: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих

«Не расстанусь! — Конца нет!» И льнет, и льнет…
А в груди — нарастание
Грозных вод,
Нот… Надёжное: как таинство
Непреложное: рас — станемся!

Анализ стихотворения «Подруга» Цветаевой

Зарисовка «Подруга» Марины Ивановны Цветаевой относится к лирике эмигрантского периода.

Стихотворение написано в октябре 1923 года. Поэтессе в тот момент исполнился 31 год, уже больше года назад вместе с дочерью она покинула революционную Россию, воссоединилась в Германии с мужем (он оказался в эмиграции несколькими годами ранее). Поселились они в уединенной сельской местности под Прагой, в Чехии. Живут бедно, С. Эфрон учится в университете и получает небольшую стипендию, издает журнал, периодически публикуется и М. Цветаева. В эти годы ей также удается завязать переписку с Б. Пастернаком. Среди немногочисленных знакомых семьи выделяется друг С. Эфрона – К. Родзевич. Он помогает Ариадне Эфрон с учебой, а еще с удовольствием сопровождает девочку и ее мать в длительных прогулках. Летом М. Цветаевой становится ясно, что этот человек для нее олицетворение «любви-радости, любви-силы». Ей казалось, что он – «настоящий, ни одной фальшивой ноты». Он привлек ее внимание и тем, что казался счастливым, уверенным в себе, в противовес многим опустошенным душой эмигрантам. Начинается тайный роман, вскоре тайна становится известна ее мужу, а после нескольких месяцев метаний отношения дают окончательную трещину. Как позднее объяснил К. Родзевич, он просто не смог соответствовать тому образу, который в нем видела М. Цветаева. Кроме того, оба испытывали понятное чувство вины перед С. Эфроном. Он начал ее избегать, а спустя какое-то время женился. Непроясненной осталась и тайна рождения сына поэтессы. Ходили слухи, что отцом его мог быть К. Родзевич. В жанровом отношении – любовная лирика, эскиз, зарисовка с ускользающей рифмовкой, с четкой расстановкой акцентов смыслов, экспрессивным синтаксисом. Интонация горячечная и трагическая. Название стихотворения имеет долгую историю в творчестве поэтессы. Так назывался цикл стихов, посвященных С. Парнок. В данном случае, видимо, поэтесса имеет в виду предчувствие, что останется только подругой для человека, которого любит. Ей не быть ему женой и даже возлюбленной. Первая строка открывается страстным, клятвенным шепотом: не расстанусь! Кажется, эти двое решили обмануть и время, и саму жизнь: конца нет! Однако в груди героини уже нарастает ощущение начала конца. Метафора «грозных вод» разрушает интимную камерность, придает масштабности. С «непреложным таинством» (церковное понятие) сравнивает она неотвратимость разлуки. В финале типичная для М. Цветаевой разбивка слова по слогам: рас — станемся. Прием морфемного членения подчеркивает интонацию, ритм и точнее соответствует рифме. Град восклицательных знаков, привычных для М. Цветаевой эффектных тире, лексические повторы, сравнение (как таинство).

Стихотворение «Подруга» М. Цветаевой – запечатленное в словах мгновенное прозрение будущего, исхода отношений.

rustih.ru

Ответы Mail.ru: Марина Цветаева - лесбиянка?

Ну скажем так, Цветаева - личность творческая, неуравновешенная, склонна была к бисексуальности, но в 1914 г. Марина познакомилась с поэтессой и переводчицей Софией Парнок; их отношения продолжались до 1916 года. Цветаева посвятила Парнок цикл стихов «Подруга» . Цветаева и Парнок расстались в 1916 году; Марина вернулась к мужу Сергею Эфрону. Отношения с Парнок Цветаева охарактеризовала как «первую катастрофу в своей жизни» . В 1921 году Цветаева, подытоживая, пишет: "Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине) , заведомо исключая обычное обратное — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине) , заведомо исключая необычное родное — какая скука! ". 31 августа 1941 года покончила жизнь самоубийством (повесилась) , оставив три записки: тем, кто будет её хоронить, Асеевым и сыну: "Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик". Безусловно, все эти факты не умаляют ее творчество, что вообщем и потвердила юная Экстази. Насчет установленности, ну кто будет устанавливать? Так ведь и Ахматова по воспоминаниям любила женщин.

пусть даже и так, что это тебе дает в итоге?

только она знала-надо её дух вызвать и спросить

А не все ли равно? Ее ж ценят за стихи.. . вон, Чайковский великий композитор, а он был гомосек.. . и Элтон Джон велик, но тоже голубой :-)

Ну что ты! Она была гомосексуалистка!

меньше читай всякий бред в интернете. и если ты действительно ценишь Цветаеву не спрашивала бы всякую гадость. В конце концов какая разница. это личное дело каждого человека

Согласен с предыдущими высказываниями. Главное: тебе зачем? Хочешь узнать гадости про знаменитостей - включи НТВ. А хочешь лучше понять творчество великого поэта, я тебе скажу, что она действительно сбежала от мужа к Софье Парнок, о чем вспоминала с омерзением.

Да хоть бы гермафродит. Какая кому разница, какой ориентации гений? А если твоя ориентация гетеро, то это еще не означает, что ты можешь претендовать на мировую славу. Интересуйся ее творчеством, а не ее физиологией.

Марина Цветаева НЕ была лесбиянкой, но в ее жизни был один роман с женщиной, поэтессой и переводчицей Софией Парнок. Ей она посвятила цикл стихов "Подруга" (сначала она хотела назвать его "Ошибка"). Вот София Парнок была самой настоящей лесбиянкой, всю жизнь она любила женщин. Это известный факт, зачем его отрицать? секс. ориентация не важна, главное -талант. стихи М. Цветаевой, посвященные отношениям с Софией Парнок: <a rel="nofollow" href="http://ndolya.boom.ru/tsvetaeva/MTsGirlfrend.htm" target="_blank">http://ndolya.boom.ru/tsvetaeva/MTsGirlfrend.htm</a> о Софии Парнок и Марине Цветаевой: <a rel="nofollow" href="http://club.tsvetayeva.com/index.php?action=printpage;topic=28.0" target="_blank">http://club.tsvetayeva.com/index.php?action=printpage;topic=28.0</a> <a rel="nofollow" href="http://www.litcentr.ru/person/" target="_blank">http://www.litcentr.ru/person/</a> <a rel="nofollow" href="/" title="4079978:##:" target="_blank" >[ссылка заблокирована по решению администрации проекта]</a>. synnegoria. com/tsvetaeva/ WIN/silverage/ parnok/index. html (уберите пробелы) "Письмо к Амазонке" (обязательно почитайте, там М. Цветаева рассуждает о лесбийских отношениях) <a rel="nofollow" href="http://ndolya.boom.ru/mari/Lettre.htm" target="_blank">http://ndolya.boom.ru/mari/Lettre.htm</a>

а ничё шо моей внучке надо учить стих-или наши царства или тропинка с бугорка... мы выбрали второй, так как первый=Мы обе -- феи, добрые соседки, Владенья наши делит темный лес. Лежим в траве и смотрим, как сквозь ветки Белеет облачко в выси небес.... и дальше почитайте, я просто подумала и зашла в гугл.... сомнения развеялись.... детям-4 класс, стих то нужно обьяснить, перед тем как учить

Бисексуалка, тогда уж )))

Она была прекрасной женщиной, и этого достаточно.) А лесбиянка, натуралка или ассексуалка - её дело, не наше. Не стоит тревожить покой великого поэта глупыми разговорами.

Знаете мне не все равно.

Я больше не люблю стихи Цветаевой.

touch.otvet.mail.ru

Марина Цветаева - Психея: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих

Не самозванка — я пришла домой,
И не служанка — мне не надо хлеба.
Я страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.

Там, на земле, мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
Возлюбленный! Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя — Психея!

Анализ стихотворения «Психея» Цветаевой

Произведение «Психея» Марины Ивановны Цветаевой – часть одноименного цикла, где поэтесса исследует образ души.

Стихотворение создано весной 1918 года. Молодая поэтесса с детьми находится в Москве, вестей от мужа почти не имеет, пишет много, в том числе, для театра. По жанру – исповедальная лирика, размер – пятистопный ямб с рифмовкой перекрестной, 2 строфы. Лирическая героиня – сама автор. В первом четверостишии интонация усталой путницы. Начинается стихотворение с отрицаний: не самозванка. Она не притворялась, не выдавала себя за того, кем на самом деле не являлась. Если нужно, она готова пройти испытание. «Пришла домой»: ее родина здесь, в небесных сферах. «Не служанка»: она не искала материального вознаграждения, как за выполненную работу. «Не надо хлеба»: ее пища – чувства. И это подтверждено последующими строками, в которых героиня сближает несколько противоположных понятий. Часть из них – библейская: воскресный отдых (особый день, предназначенный только для служения христиан Богу), день седьмой (это еще и инверсия): день отдыха Творца от дел творения. «Седьмое небо»: в еврейском Талмуде – высшая часть небес. Еще это понятие соотносится с устойчивым выражением «на седьмом небе от счастья». И рядом утверждение «я – страсть». Во второй строфе появляются и восклицания, и вопрос. «Подавали грош»: она была чужестранкой, изгоем, жила подаянием. «Жерновов навешали»: вновь аллюзия на Библию. Лучше человеку умереть, чем ввести в заблуждение, сбить с истинного пути людей, которые ему доверились. Героиня с горечью говорит, что ее много раз обвиняли напрасно, клеймили позором. Обращение «возлюбленный» в данном контексте имеет несколько толкований. Во-первых, это муж поэтессы С. Эфрон, ее рыцарь, воин, родственная душа, встречающий ее в ином мире. Или же идеальный образ любимого. Наконец, стихотворение может быть описанием взаимоотношений поэта (точнее, его души) и Бога. Психея как душа (но не заключенная в теле, а вне его, как некий дух, гений, повелитель) впервые появляется в творчестве М. Цветаевой. При земной жизни она была никому не нужна, теперь героиня предлагает (или возвращает) душу возлюбленному. «Ужель»: устаревшая форма слова. «Не узнаешь»: страдания изменили ее. «Ласточка твоя»: древние греки изображали душу крылатой, впрочем, не в виде птицы, а бабочки. Ласточка в фольклоре – символ и вестница удачи. Череда тире, формирующих ритмику строф, лексические повторы, метафоры.

«Психея» М. Цветаевой была опубликована на страницах сборника «Версты», посвященного А. Ахматовой.